Крамола. Книга 1 - Страница 56


К оглавлению

56

Потом он брел по дороге и среди свежих конских и тележных следов искал старые, оставленные Альбинкиными полусапожками. Почему-то казалось, они должны сохраниться даже после такого бурана: иначе невозможно поверить в то, что было ночью. Он до рези в глазах всматривался в снег, взгляд цеплялся за каждую припорошенную ямку, и сердце подскакивало к горлу.

«Жена, жена…» — мысленно произнес он, а потом негромко и боязливо сказал вслух:

— Жена, жена…

И прислушался к непривычному звучанию слова. Был в нем какой-то новый, неведомый смысл.

Так шел он по следам около часа, пока не оказался на высоком увале. Здесь снегу было мало — кроны сосен держали его на себе. И только теперь Андрей различил четкие заячьи следы, по которым так долго шел. Какого-то сумасшедшего зайца носило по лесу в разгар пурги: он кружил, прыгал по сторонам — то ли играл, то ли от врага спасался…

Андрей огляделся и узнал место. Года два назад они приходили с Сашей сюда на тетеревиный ток. Где-то внизу, под увалом, должен быть родник…

Он спустился по склону и в самом деле скоро отыскал парящий на холоде темный зев источника. Андрей встал на колени и зачерпнул ладонями воды. Вода была светлая, чистая и теплая. Он стал сваливать в родник комья снега, чтобы остудить, но снег таял мгновенно и не остужал.

Жеребчик стоял на коленях и медленно цедил воду, едва прикасаясь к ней губами.

Так и не напившись, Андрей поел снегу и пошел кочковатым, гнилым болотом. Конь тащился сзади, наступал на пятки, словно худая дворняга; повод волочился по земле и обрастал грязным льдом. Андрей все еще рыскал взглядом по сторонам, искал следы, хотя уже отчаялся найти, и вслух нараспев повторял незнакомо звучащее слово — жена.

Болото кончилось, начался беломошник с огромными мерзлыми грибами, со следами глухарей, затем под ногами захрустел кипрей среди старых порубок: природа еще хранила мелкие осколки лета — тепла, дождей, цветения…

А он все шел и бормотал себе под нос, словно очарованный. Вспугнутая с дневки сова заметалась между деревьев, чиркнула крылом по лицу и неожиданно уселась на прогнутую спину коня, запустила когти под кожу. Жеребчик взлягнул и ринулся вперед, чуть не подмяв хозяина. Сова косо слетела с лошади и опустилась на землю, распустила крылья, словно бабий подол, заурчала по-собачьи, мерцая зеленым, слепым глазом.

Неизвестно, сколько бы еще шел Андрей, если бы вдруг не очутился на берегу Кровавого оврага. Дальше пути не было. Он прошел взад-вперед, прислушался к далекому гулу воды внизу и сел на валежину. Другая сторона была совсем близко, сажен за полета, и сквозь заросли шиповника виднелась часовенка с покосившимся крестом, но перейти овраг напрямую удавалось разве что летом, в сухую погоду, когда глиняные берега были крепкими. Выход оставался один: обойти его, сделав крюк верст в семь.

Овраг начинался недалеко от Березина, и с каждым годом исток его уходил в глубь материка, разгрызая самые плодородные земли, а устьем своим выдавался к Свободному, стоящему на низком пойменном берегу Повоя. С весной он начинал греметь, ворочал камни, переносил огромное количество земли, леса, и создавалось ощущение, что овраг совершает какую-то большую и полезную работу.

Зрелище было величественное, и невольно грудь распирало от восхищения, когда случалось Андрею видеть, как обрушиваются в бездну и превращаются в ничто целые десятины земли. Подмытый берег вначале трескался, и некоторое время на нем еще видны были борозды от плуга, пни, деревья, а то и часть дороги с колеями и обочинами. Затем трещина увеличивалась, росла на глазах, и огромный пласт суши опрокидывался, словно отрезанный чудовищным лемехом. Земля при этом содрогалась, и по спине бежали мурашки. Однако совсем другое дело было видеть, как вся эта гигантская работа вершится впустую: возле устья на речную пойму выползал рыжий язык перемытой и никчемной земли. Он затягивал луга, плотно закупоривая озера, обволакивал кусты и молодые леса. Всюду, куда дотягивался этот язык, начиналась гибель. Несколько лет на нем ничего не росло: он трескался в жару и размокал от дождей.

Существование оврага казалось Андрею бессмысленным. Если все в природе взаимосвязано и нужно, даже комары, болота и голые камни, то почему же от оврага один только вред — и природе, и людям? Так размышлял Андрей, пока его однажды не осенило. Да как же без оврагов? Ведь куда-то должны деваться накопившиеся за зиму снег и летние ливни. Та вода, которую земля уже не может вобрать в себя. Не овраги, так от весенних вод утонула б земля, превратившись в плавни. Поэтому она освобождалась от лишней влаги, как человек освобождается от гнева, выместив его на невинных домашних.

И все-таки Кровавый овраг казался местом неестественным и страшным.

Андрей сидел на кромке берега и смотрел вниз: а ну как там отыщутся Альбинкины следы? Может, шла в потемках, сорвалась и скатилась на дно. И теперь сидит где-нибудь на камешке в этой земляной щели и плачет…

Он и в самом деле услышал тоненький плач и вздрогнул, вскочил на ноги, чуть не сорвавшись с обрыва: седой жеребчик, осторожно подняв уши, глядел на ту сторону и ржал так, будто пробовал голос.

За оврагом Андрей увидел сутулого человека в длинном тулупе и узнал Леньку-Ангела. Ленька махал полами, будто хотел взлететь,

— Леня! — закричал Андрай. — Ты Альбинку не встречал?

— А телку домой погнала. Телку нашу свободненские поймали да в лесу привязали. Доходная стала.

Андрей заметался по берегу, от досады вырвал тоненькое деревце и швырнул его в овраг. И вдруг упал на колени, взмолился:

56