Крамола. Книга 1 - Страница 58

— Пошли в контору, там обсудим, — пригласил председатель…

Тем временем березинские почуяли новых людей в селе и потянулись к комбеду. Не заходя во двор, они останавливались возле заплота и ворот, смотрели сквозь щели на веселых молодых красноармейцев. И вот кто-то первый из продотрядников метнул в сельчан снежок, девки немедленно ответили, и скоро началась привычная для весны суматошная перестрелка.

А в старой пекарне Ульян Трофимович и продкомиссар молча стояли друг против друга. Коркин вздохнул, достал и показал мандат:

— Вот, товарищ председатель, если не веришь…

— Верю я, — проронил Ульян Трофимович. — Да нет у нас излишков. Ни излишков, ни хлеба.

— Это я слышу в каждом селе, — устало махнул рукой Коркин. — Пойдешь по дворам — скирды необмолоченные стоят.

— У нас уж год как подобрали, — вздохнул председатель. — Мужиков-то мало осталось, война порастратила мужиков. А раньше и впрямь стояли.

— Вы как председатель местной власти должны понимать текущие политические моменты, — вежливо предупредил продкомиссар. — Во многих губерниях России голод, рабочим и солдатам не хватает хлеба, в городах карточная система. Идет гражданская война…

— Все понимаю, товарищ Коркин, — Ульян Трофимович посмотрел в окно на веселую войну. — Да ведь хлеб от моего понятия не родится, его сеять надо.

— Где же хлеб? — спросил продкомиссар, теряя выдержку.

— Ты, товарищ, сеял когда, нет? — вдруг поинтересовался Елизар.

— Нет! Я не сеял! И ваши эти… оставьте при себе!

— Хлеб-от один раз в году жнут, — пояснил Елизар. — Ас прошлой осени власть менялась два раз в год. Временные были — взяли хлебушек. Теперь ты приехал. А на улице весна, еще и не сеяли.

Снежки летели через заплот белыми брызгами, и девичий визг пробивал двойные рамы…

— Приезжайте осенью, товарищ продкомиссар, — сказал Ульян Трофимович. — Уродится, так будет хлеб.

— Хватит болтовни! — отрубил Коркин. — Где хлеб?

Ульян Трофимович посмотрел в худое лицо продкомиссара и сузил глаза.

— Не родился хлеб!

— Где хлеб — это надо тебя спросить, — строго сказал Елизар Потапов. — Какую вы, большевики, политику ведете? Сдается мне, нарочно голод устраиваете, чтоб народ взять в хлебную узду и держать, как уросливую лошадь.

— Эт-то что за разговоры такие? — насторожился Коркин. — С чьих это слов вы говорить так научились?

— Со своих слов говорим, своей головой думаем, — спокойно ответил Елизар. — Не пугай, я тоже человек партийный.

— Какой партии? — немедленно спросил Коркин.

— Меньшевик.

— Мне все ясно, — усмехнулся продкомиссар. — Что с вами говорить?

— Ничего тебе не ясно. У меня слов без доказательств не бывает, — продолжал Елизар. — Газета есть одна, дома, в селе Свободном сейчас находится. Так вот там, в газете этой, хоть и в царской еще, ясно написано, что в шестнадцатом году урожай был выше, чем до войны. По-хорошему-то, одного урожая на три года всей России хватило бы. Сам подумай: война мировая, торговли международной нету, значит, хлебушек весь дома остался. А к нему еще прибавь урожай за семнадцатый год!.. А хлеба-то, выходит, шиш! Куда он девался? Съели?!

— Вы что же здесь, на царских газетах политику строите? — возмутился продкомиссар. — Или я не туда заехал? И тут Советской власти нет?

— Советская власть есть, — сказал Ульян Трофимович. — Хлеба нету.

— Так чего с моим вопросом? — напомнил Елизар. — Не ответил! Где хлебушек-то?

— А вы знаете о том, какова была политика закупочных цен?! — закричал, багровея, Коркин. — Цены упали! И хлеб остался у крестьянина!

— Откуда? — махнул рукой Ульян Трофимович. — Что-то продали, что-то сами съели. Ну, и семенной…

— А я найду! — заявил Коркин.

— Найдешь, излишки — все твои, — согласился Ульян Трофимович. — Вот тебе подушный список, а вот безмен. Иди, перевешивай хлеб, ищи.

Он достал безмен и брякнул им по столу.

— У меня весовщиков нет, — отрезал Коркин. — И времени тоже. Я пойду по амбарам и выгребу половину наличного запаса. А вы обеспечите мне подводы.

— Ты что? — глухо спросил Ульян Трофимович. — В амбарах только семенное лежит…

— А я не сеял, — развел руками Коркин. — Откуда же мне знать? На мой взгляд, все зерно одинаковое.

Ульян Трофимович отшатнулся к стене.

— Да ты от Советской власти ли? Это же… Ты ведь и у нас голоду наделаешь!.. А ну, покажи мандат!

Коркин вновь достал бумагу. Трясущимися руками председатель развернул ее, прочитал, мотнул головой.

— Все одно не верю! Самозванец ты!

— А вы?

— Меня народ выбрал сюда, — председатель кивнул на окно. — А вот тебя кто послал?

— Советская власть!

Ульян Трофимович потянулся было рукой к безмену, однако вовремя опомнился. Но движение его не скрылось от глаз Коркина, он расстегнул кобуру. Ульян Трофимович понял, что делает ошибку за ошибкой, что надо добром просить, в душу ему стучаться! Может, даст послабление…

— Послушай, товарищ Коркин, — взмолился он. — Ну, пощади ты нас! Ведь не посеем — на будущий год с голоду перемрем! Ведь в каждой избе ребятишек полно… Ну, хошь, пока народ не видит, на колени встану? У тебя же, поди, отец-мать есть, ну подумай, как в глаза-то им смотреть станешь, ежели ребятишки перемрут? Прости меня, дурака, ну, покричал я, дак с войны пришел, горячий бываю… Я тоже большевик, с шестнадцатого года, с германской.

Продкомиссар застегнул кобуру, одернул и запахнул на груди пальто.

— Не нужно унижаться, — посоветовал он. — Я этого не люблю.

— Да как же не унижаться-то, — торопливо заговорил председатель. — Мы же тута еще Советской власти не нюхали, руками не щупали. Какая она хоть?.. А ты сразу грабить от имени Советской власти! Да как же народ во власть-то такую поверит? Как же он пойдет за ней, ежели с грабежа начинается? Ты ведь на всю дорогу веру отобьешь. Я им говорю тут, хвалю-нахваливаю. Я им тут золотые горы сулю, а ты… А ты…